Монетные находки часть 1

Все что не попало в тематические рубрики
ProstoJD
......................................
Сообщения: 745
Зарегистрирован: 04 янв 2018, 17:04:22
Металлоискатель:: XP Дэус

Монетные находки часть 1

Сообщение ProstoJD » 05 апр 2018, 09:13:59

В нумизматической литературе нередко говорят о классификации монетных находок. Такой термин вполне уместен, и его можно считать равнозначным термину «систематизация».
Ни одна отрасль науки не может прийти к обоснованным выводам, к широким обобщениям, если на определенной ступени ее развития не систематизирован фактический материал, источники, на который она опирается. Ботаника не была бы ботаникой без систематизации растений, заложенной Линнеем. Химия не стала бы современной наукой без периодической системы элементов Менделеева. Систематизированы ли нумизматические источники?
Важнейшими нумизматическими источниками являются: 1) отдельные монеты; 2) монетные находки.
Вследствие особенностей развития нумизматики, уходящей корнями в коллекционирование монет, первая группа источников начала изучаться и была систематизирована значительно раньше. Й.Х. Эккель заложил основы систематизации монет по историко-географическому принципу. Его дело было продолжено для других областей нумизматики Й. Мадером, К.Ю. Томсеном, Г. Гроте, А. Анжелем, Р. Серрюром, Ф. Фриденсбургом, Х.Д. Френом, А.Д. Чертковым, И.И. Толстым, А.В. Орешниковым и многими другими. И хотя, как правильно отметил однажды Р. Керсновский, систематизация монет еще имеет свои недостатки, она существует, на ее основе работают исследователи всех стран. Хуже обстоит дело с систематизацией находок.
А. Люшин фон Эбенгрейт называет следующие разновидности кладов:
«массовые находки», в которых немногие образцы чеканки представлены во многих экземплярах
«смешанные находки», где разнообразный чекан представлен в немногих экземплярах.
По происхождению монет австрийский нумизмат, следуя в значительной мере Г. Данненбергу, делит находки на местные, внутренние, внешние и международные. Кроме того, у него встречаются обозначения «денежные находки», сокровища и клады резаного серебра.
А. Зуле делит монетные находки на 3 основные группы:
отдельные находки или находки отдельных единичных монет;
массовые находки, т.е. скопление находок монет на сравнительно небольшой площади;
клады монет.
Здесь также коротко названы внутренние и внешние клады.
В 1953 г. на Международном нумизматическом конгрессе в Париже Ф. Матеу – и - Льопис сделал доклад, в котором предложил свою классификацию монетных находок:
Клады
Находки культового характера
Единичные находки на поверхности земли
Находки сделанные при археологических раскопках.
В этой классификации под группой 1 подразумеваются сокровища большего или меньшего объема, явившиеся результатом накопления и тезаврации; такие сокровища были скрыты с заранее обдуманным намерением либо потеряны в критический момент; 2 – клады накопленные в течении длительного времени и обычно носящие культовый характер (например, монеты, приносившиеся в дар какому – либо святилищу или храму); 3 – находки единичных монет на поле, в руинах или поблизости от памятников древности, на местах исчезнувших поселений; 4 – находки во время методических раскопок.
В послевоенные годы в Польше развернулась дискуссия о систематизации монетных находок, безусловно полезная для решения данной проблемы. Наиболее подробно и обоснованно высказались по этому поводу Р. Керсновский и С. Табачиньский. В основе классификации Керсновского лежит определение характера перехода монет из денежного обращения в то состояние, которое известно в момент находки, т.е. превращение монеты из составной части денежного обращения в исторический памятник. Он делит все монетные находки на две категории: потери, при которых монета обычно попадает в землю случайно, независимо от воли владельца, и сознательно схороненные клады. Клады в свою очередь делятся на безвозвратные и возвратные. К первым относятся всевозможные культовые приношения, ко вторым – клады, владельцы которых прятали деньги с целью сохранения, надеясь при удобном случае возвратить накопленное богатство. Клад возвратный – это клад в обычном его понимании, сокровище. Единичные монеты могут относиться к категории как потерь, так и безвозвратных кладов.

С. Табачиньский, полагая, что в основе классификации должна лежать сущность самого перехода монет из сферы денежного обращения в категорию исторического памятника, делит все находки на две части: экономические и культовые. Первые в свою очередь подразделяются на утраченные (по терминологии Керсновского – возвратные) клады (основной формой этой группы является клад как таковой, сокровище) и потери, которые могут быть обнаруживаемы на территориях поселений или вне поселений. Культовые находки делятся на монеты, находимые в погребениях, связанные с религиозными обрядами, и на пожертвования – вотивные клады.

К характеристике этих двух важнейших попыток классификации монетных находок надо добавить, что Керсновский, критикуя деление на внутренние и внешние клады, которое иногда, по его мнению, осуществить затруднительно, предлагает делить клады на первичные и вторичные. Одни представляют комплекс монет, сложившийся в стране чеканки, вторые – комплекс, образовавшийся в процессе денежного обращения и состоящий из монет иноземных и местных или только иноземных.
Ф. Грирсон в своей книге «Нумизматика» уделяет внимание и систематизации (по его терминологии – классификации) монетных находок по характеру их обнаружения.
Английский ученый выделяет 2 основные категории: случайные находки и археологические. Категория случайных находок делится им на 3 группы: находки единичных монет, скопления находок единичных монет и клады. По мнению Грирсона, клады можно разделить на 4 вида:

случайно потерянные клады (например, монеты в потерянном кошельке);
клады чрезвычайных обстоятельств – монеты, зарытые в период войн, при осаде городов и т.п.; они подразделяются на официальные клады (казна города, церкви, монастыря) и личные (имущество частных лиц);
клады, образовавшиеся как сбережения, - клады монет, которые накапливались и были укрыты с целью сберечь их;
безвозвратные клады – богатства, оставленные владельцем специально, без намерения получить их обратно (монеты, оставленные при погребениях, закладке зданий и т.п.).
При систематизации кладов Грирсон учитывает уже не характер их обнаружения, а особенности перехода монет из сферы денежного обращения в клад, сокровище. Он достаточно подробно описывает особенности каждого рода находок, специфику их датировки и различия как исторических источников.
Важно еще раз отметить: нумизматы разных стран понимают, что в наше время нельзя смотреть на монетные находки как на однородную массу, их надо систематизировать.

В ряде своих суждений Грирсон стоит на ошибочных позициях. Так, противопоставляя клады чрезвычайных обстоятельств кладам, образовавшимся как сбережения, он отдает предпочтение первым в смысле датировки и точности отражения состава денежного обращения. Как показывает анализ кладов различных периодов и стран, при полноценной методике изучения датировка обеих групп кладов достаточно точна, они одинаково хорошо отражают состав денежного обращения. Но и те и другие могут быть кладами быстрого накопления и медленного накопления, и это надо учитывать при анализе. Монастырская казна, зарытая при нападении вражеского войска на монастырь, будет иметь совершенно иной характер, чем крупная сумма денег, вырученная незадолго до нападения и зарытая при тех же обстоятельствах. Грирсон учитывает разницу как исторического источника находки отдельной монеты и скопления находок единичных монет, но мало придает значения топографии кладов, когда массовый материал корректирует данные отдельных кладов и помогает избежать таких ошибок, как причисление кладов, оставленных иностранным купцом или путешественником, к памятникам местного денежного обращения.
Русские и советские нумизматы очень много сделали для изучения кладов. В 1910 г. А.К. Марков опубликовал топографию кладов восточных монет. В 1920-х гг. началась у нас публикация ряда топографий монетных находок, и эта важнейшая работа продолжается до сих пор. Одним из основоположников частной систематизации кладов монет стал Р.Р. Фасмер. Его систематизация кладов куфических монет по хронолого-географическим группам, отличающимся определенным составом, стала основой любого нумизматического исследования, базирующегося на изучении кладов. Начатая Р.Р. Фасмером в этой области работа была продолжена В.Л. Яниным. Не занимаясь до последнего времени проблемой общей систематизации монетных находок в целом, русские и советские нумизматы давно уделяли внимание отдельным ее сторонам. Уже с конца XIX века использовалось деление кладов на две группы – длительного и короткого накопления. Это было связано с общей дискуссией о длительности накопления древнерусских кладов и принципах их датировки.
Процесс образования клада длительного накопления удачно иллюстрировал Г.А. Федоров-Давыдов ан примере клада, найденного в 1898 г. в Феодосии. Клад был накоплен представителями четырех поколений одной семьи. Все четыре части клада были отделены друг от друга, хотя и находились в одном большом кувшине, на котором последний владелец сделал надпись, рассказывающую об образовании сокровища. Процесс накопления длился с конца XIV в. по 1610 г. Конечно, данный случай – исключительный: обычно части клада длительного накопления не бывают разделены и в кладе нет поясняющих записей.
Кладом короткого накопления некоторые нумизматы называют клад, образовавшийся в течении всего 2-3 лет. Конечно, поиски каких-то абсолютных цифр, характеризующих длительность накопления двух названных видов кладов, не всегда могут увенчаться успехом. Однако анализ кладов позволяет в настоящее время проследить периоды смены состава денежного обращения. Клад, отражающий один из таких довольно коротких периодов, - короткого накопления; клад, состоящий из монет двух и более периодов, - длительного накопления. В.Л. Янин еще в 1956 г. писал, что «…кладами длительного накопления следует считать лишь такие, весь состав которых принципиально отличается от состава синхронных им обычных кладов…». Нельзя также забывать, что в составе денежного обращения любого периода могут оставаться монеты старой чеканки. Такой метод определения кладов длительного накопления необходим для периодов, денежное обращение которых плохо отражено в письменных источниках. Выяснение длительности накопления может иметь существенное значение для характеристики находки и для выводов, касающихся денежного обращения.
Археологи различают клады вещевые, монетные и смешанные. Две последние категории – безусловно, нумизматические памятники. Иногда клады делят по металлу монет: клады золотых, серебряных, медных (бронзовых) монет, называя смешанными находки, которые состоят их монет 2-3 металлов.
Таким образом, попытки общей систематизации монетных находок еще не служат предметом должного внимания нумизматов различных стран, а теоретические построения часто оторваны от практики нумизматического исследования. В то же время систематизация находок имеет не только теоретическое, но и практическое значение. Еще недавно к монетам в погребениях Древней Руси подходили как к однородной массе. Одни археологи датировали погребения по любой встреченной в них монете, другие отрицали всякую возможность точной датировки по монетам. Четкое разграничение монет в погребениях на «обол мертвых» и монеты-украшения позволяет утверждать, что в Восточной Европе IX – XIII вв. первые могут датировать археологический памятник с точностью до 50 лет, вторые же, нередко попадают в погребение через 100 и более лет после чеканки. К этим двум основным группам монет в погребениях примыкает третья – монеты как атрибут профессии, атрибут человека, занимающегося торговлей. Эти монеты встречаются в погребениях уже не в единичных экземплярах – это небольшие клады монет вместе с весовыми гирьками и весами.
Нами составлена также монетных находок, сделанных в конструкциях зданий. Она показала разнородность таких находок: некоторые из них укрытые сокровища, другие связаны с обычаем класть монеты при закладке построек. Умение различать такие находки не только помогает сделать правильные исторические и нумизматические выводы, но и, безусловно, дает интересные данные для истории архитектуры и этнографии.
Широко известны вотивные находки монет, сделанные на лапландских жертвенных местах и опубликованные в Швеции в 1956 г. такого рода находки известны из разных эпох и стран. Не говоря о монетах, находимых в алтарях церквей, открываемых археологами, можно назвать и ряд других подобных находок на территории СССР, например на жертвенных местах древнего население Северного Урала и даже на острове Вайгач. Здесь на мысе Болванский Нос с I тысячелетия н.э. до 1827 г. существовало культовое место «Васако» (в переводе с ненецкого – «старик», «хозяин острова»), около пещеры стояло много идолов, а в саму пещеру кидались многочисленные жертвоприношения. При раскопках на острове Вайгач в 1987 г. под руководством Л.П. Хлобыстина были найдены германские денарии X века., дирхем, подражания сасанидской монете и дирхемам, счетный жетон и более поздние монеты.
Меньше делалось для того, чтобы выделить древнерусские монетные находки вотивного характера. Однако этнографические материалы XIX в. говорят о древних обычаях (например, на территории Белоруссии и нынешней Псковской области) приносить камням жертвы в виде льна, холста и монеты.
Эти этнографические наблюдения подтверждаются нумизматическими находками. То же можно сказать об обычае бросать монеты в водные источники, реки и озера.
Эти примеры говорят, с одной стороны, об универсальности характера монетных находок для различных территорий. Выявление в Восточной Европе такого рода находок, как монеты в качестве «обола мертвых», монеты использованные при закладке зданий и т.д., - находок, которые были зафиксированы для других частей Европы, свидетельствует именно об этом. С другой стороны, приведенные примеры говорят о многообразии монетных находок на территории СССР и других стран. Именно это многообразие требует систематизации монетных находок – только она может создать условия для правильной их оценки, получения от них максимума данных об экономике и культуре прошлого.
Принимая за основу систематизации общий характер монетных находок и две категории – экономические находки и культовые находки, - предложенные Табачиньским, мы должны добавить третью категорию – этнографические находки.
Для денежного хозяйства русского средневековья нет пропасти между обычной монетой и монетой-украшением. Монета с отверстием, с ушком, снятая с мониста, могла быть вновь пущена в обращение или занять свое место среди прочих монет клада. Так, в новгородской грамоте второй половины XIII в. монисто играет роль в денежных расчетах между двумя новгородцами. Известны вещевые клады, значительную часть которых составляли монеты украшения: например, в кладе, найденном в Гнёздове (1868), было, кроме вещей, 20 монет-подвесок. При изучении такого рода находок не обходятся без нумизматики и нумизматов. Если будут изучены условия превращения монет в украшения, особенности их датировки, то эти интереснейшие памятники расскажут нам много нового. Ждут своего исследования украшения, изготовленные как подражание монетам (например, упоминавшиеся в археологической литературе «брактеаты дирхемов», «индикации восточных монет», встречающиеся главным образом в погребениях). Украшения-подражания западноевропейским монетам найдены в культурных слоях древнерусских поселений, в том числе в Новгороде. Они, безусловно, являются памятниками не только археологическими, но и нумизматическими.
Каждая из трех категорий делится на две разновидности находок: клады и «свободные», или единичные, находки. Клады экономической категории могут быть короткого (их большинство) и длительного накопления. К последней относятся клады типа сокровища – княжеской и монастырской казны.

Типичным примером клада длительного накопления может служить Киево-Печерский клад 1898 г. в тот год в ноябре рабочие, ремонтировавшие Великую церковь (Успенский собор) Киево-Печерской лавры, открыли в стене нишу, в которой оказался один из богатейших кладов Восточной Европы. Здесь были спрятаны 4 больших оловянных сосуда, а также двухведерная деревянная кадушка, наполненные золотыми и серебряными монетами. В кладе было 16 079 монет, медалей, жетонов, из них 6184 золотых весом 27,43 кг и 9895 серебряных, которые весили 273,44 кг. Не считая золотого римского медальона Констанция II (337 – 361), который, возможно, происходит из какой-либо находки и не сразу попал в монастырь, монеты и медали охватывают период со второй половины XVI до начала XVIII в. Они отражают денежное обращение и экономические связи Украины того времени и пришли в качестве податей и сборов монастыря, а также церковных вкладов. Документы и характер клада позволяют утверждать, что в 1898 г. была открыта монастырская казна, спрятанная в связи с событиями Северной войны 1700-1721 гг. и финансовой политикой Петра I.
Клады короткого накопления могут принадлежать купцу, ремесленнику, воину, сельскому жителю. Таков, например, ряд кладов шведских медных монет XVII в., находимых в значительных количествах на северо-западе Европейской части СССР. Первичные клады, как правило, относятся к этой группе. К «свободным» экономическим находкам можно отнести монеты в культурных слоях поселений. Случайные находки – монеты найденные на поверхности земли, заслуживают внимания, но могут быть отнесены к этой категории лишь условно, так как возможно их происхождение из культурного слоя того или иного поселения, из погребений и кладов различного рода. Их появление на поверхности земли – результат деятельности человека или сил природы. Клады категории культовых находок делятся на клады длительного накопления – находки на жертвенных местах – и находки короткого накопления – группы монет в погребениях как атрибут профессии умершего или монеты, положенные в яблоки церквей и в фундаменты при закладке зданий. «Свободные» находки этой категории – «обол мертвых» либо единичные монеты, укрытые при закладке зданий. Наконец, клады этнографической категории – это уже упомянутые вещевые клады, включающие монеты-украшения, что превращает их в своеобразный вид монетно-вещевых кладов, (как редкое исключение могут встречаться клады, состоящие исключительно из монет-украшений) «Свободные» находки этнографической категории – монеты-украшения в виде имитаций монет, встречающиеся в погребениях и культурных слоях древних поселений.
Дальнейшая работа над монетными находками привела к убеждению, что в предложенную схему необходимо включить еще одну их разновидность – сокровища погибших кораблей. По подсчетам некоторых специалистов, число утонувших морских кораблей составляет в среднем ежегодно 2200 единиц (Р Гловер, США). Если даже указанное число уменьшить в несколько раз, то и тогда можно себе представить огромное количество кораблей, оказавшихся на морском дне за тысячелетия, пришедшие с начала достаточно интенсивного мореплавания. С нумизматической точки зрения существует, конечно, еще одно ограничение – время появления монеты. Можно представить себе, какие сокровища, в том числе и нумизматические таят затонувшие корабли. По данным американских ученых (1984), за предшествующие этой дате 7 лет профессиональные водолазы подняли и зарегистрировали серебряных и золотых монет, колец, цепей и других вещей их драгоценных металлов более чем на 2 миллиарда американских долларов (Mt, 1984, Nr 12, S. 9).
С развитием техники подводных исследований, в том числе – подводной археологии, с середины нашего столетия поиски подводных сокровищ приняли более научный характер (Жак Ив Кусто, Филипп Диоле, Робер Стенюи и др.), что дает возможность получить более достоверные данные о найденных предметах. Наиболее доступные источники о сокровищах погибших кораблей – книги и отчеты участников поисков, аукционные каталоги найденных монет, слитков и вещей. Составлены карты вероятных мест нахождения затонувших кораблей. Так, американец Фердинанд Кофман на основании архивных данных, записок пиратов и т.п. составил атлас мест гибели судов. В нем указано 5 тысяч предполагаемых точек нахождения затонувших судов (из них 3 тысячи в районе Карибского моря и восточного побережья Южной Африки). Подобные карты составляются в первую очередь для искателей счастья. Как была бы полезна науке карта находок монет, обнаруженных среди сокровищ погибших кораблей!
Все монетные находки погибших кораблей можно разделить на 3 отличающиеся друг от друга группы.
Монеты – личные деньги членов команды или пассажиров, т.е. то, что часто можно определить как единичные монетные находки. Эти находки могут датировать погибшие судно, назвать примерную дату кораблекрушения и помочь установить его национальную принадлежность. Так, французский исследователь Фредерик Дюма благодаря найденным близ останков корабля генуэзским монетам определил возраст судна, лежавшего на дне Средиземного моря, и его принадлежность. Бельгиец Робер Стенюи, нашедший у берегов Ольстера останки корабля «Непобедимой Армады» - «Хирона», обнаружил 1277 монет (406 золотых, 756 серебряных и 115 медных) и, не будучи нумизматом, проанализировал состав находки, который подтвердил, что корабль снаряжался в Неаполе, заходил в Лиссабон. Младшая среди найденных монет «Хироны» чеканена в 1588 г., т.е. в год гибели галеаса.
Монетная казна, связанная с деятельностью того или иного правительства или торговой компании. Если первая группа монет является слепком денежного обращения определенного периода, то вторая группа находок прежде всего свидетельствует об экспорте и импорте драгоценных металлов, их составе (монеты, слитки, драгоценности), характеризует деятельность монетных дворов. Наиболее важная группа таких находок – сокровища испанских кораблей, входивших в состав «золотого» и «серебряных» испанских флотов. Как правило, они чеканены в короткий период, непосредственно предшествовавший отплытию корабля, вскоре после того затонувшего.

15 лет искал Мол Фишер затонувший у берегов Флориды испанский корабль «серебряного флота». В 1970-х гг. Фишер обнаружил останки испанского корабля «Нуэстра Сеньора де Аточа», вышедшего 6 сентября 1622 г. из Гаваны и попавшего в ураган. Кроме вещей и слитков, Фишер нашел 56 золотых и 15 000 серебряных монет.
Также в 1970-х гг. у берегов Норвегии три скандинавских гидробиолога – норвежец и два шведа – обнаружили затонувший в 1725 г. корабль голландской Ост-Индской компании «Акерендам». Они подняли 56 433 монеты (49 809 серебряных и 6624 золотых). Определением занимались нумизматы Норвежского мюнцкабинета университета в Осло. Монеты датировались XVII – XVIII вв. и были чеканены в Перу и Новой Испании (Мексике) – серебряные 8 реалов, в Испании и Нидерландах. Их стоимость по металлу была оценена в 700 тысяч норвежских крон, коллекционная – в 2 миллиона. Интересен и раздел находки: 10% получили Нидерланды, 15% - Норвегия и 75% - находчики.
Таким образом, большая часть погибших и отыскиваемых кораблей относится или к «серебряным флотам» Испании, или к «Непобедимой Армаде», или к колониальным флотам различных стран
Советские археологи принимали участие в работе на затонувшем в 1676 г. шведском линейном корабле «Кронан», где обнаружено значительное количество золотых монет. В 1988 г. в Алмазном фонде СССР (в Московском Кремле) были выставлены несколько золотых слитков из числа поднятых со дна Баренцева моря с затопленного гитлеровцами английского крейсера «Эдинбург»Сокровища пиратских кораблей. Находки их сравнительно редки. Их состав может быть неоднороден из-за скопления богатств путем ограбления кораблей различных стран и разнообразного назначения.
3. Сокровища пиратских кораблей. Находки их сравнительно редки. Их состав может быть неоднороден из-за скопления богатств путем ограбления кораблей различных стран и разнообразного назначения.
Хотя изучение сокровищ погибших кораблей могло бы углубить и расширить наши знания денежного обращения, экономических связей ряда эпох, все же эти сокровища обычно остаются в руках людей, которые в их поисках видят возможный путь к обогащению. Они мало изучаются, а публикуются только частично в аукционных каталогах. Иногда часть этих сокровищ уничтожается. Так, в 1988 г. сообщалось, что часть слитков, поднятых М. Фишером с корабля «Нуэстра Сеньора де Аточа», перечеканивалась на монетном дворе в Мехико в монеты 8 реалов с датой 1621 – конечно, с целью получения дополнительной прибыли.
Предложенное нами деление не исключает – как метод исследования – систематизации монетных находок и по другим, второстепенным признакам. По металлу монет клады могут делиться на золотые, серебряные, медные и смешанные (это деление, отражая не только денежное обращение эпохи, но и социальное положение и психологию владельца клада, особенно прочно укоренилось в античной нумизматике). Вполне обоснованно деление кладов на внутренние и внешние, первичные и вторичные, что выявляет разницу между составом денежного обращения области чеканки монет и области их тезаврации, а также указывает на направление экономических связей. Основная и дополнительная систематизация монетных находок, опираясь на опыт работы с кладами западноевропейских монет, на данные о восточноевропейских кладах античных, восточных и русских монет и на результаты исследований нумизматов других стран, естественно, не является окончательной. Она требует совместной работы нумизматов всего мира.
Для того чтобы полностью оценить монетные находки как важнейший источник нумизматических исследований, надо рассмотреть еще два вопроса: отражают ли монетные клады достаточно точно денежное обращение своего времени и можно ли с уверенностью установить время захоронения того или иного клада.
Для решения первого вопроса интересную работу проделал известный шведский нумизмат проф. Бенгт Тордеман. В 1948 г. он опубликовал данные о большом кладе, состоявшем из 1800 серебряных монет, укрытых в 1740 г. в подвале дома, принадлежавшего одной из богатейших фамилий Стокгольма того времени – Лохе. Тордеман подсчитал количество монет в кладе за каждый год и сопоставил эти данные со сведениями о количестве монет, ежегодно выпускавшихся Стокгольмским монетным двором. Построенный им график показал отклонение не более 5% - клад Лохе почти идеально отразил интенсивность стокгольмской чеканки и соответственно состав денежного обращения того времени. Ф. Грирсон, использовавший в своей книге данные Тордемана, отмечает, что только клады чрезвычайных обстоятельств могут с допустимой точностью отражать количественные соотношения между выпуском монет и составом кладов и что обычно, как подтверждают работы английских и американских нумизматов, различия между составом того или иного клада формируется под действием двух факторов – объективного (характер и состав денежного обращения той территории и того времени, когда жил владелец клада) и субъективного (имущественное состояние владельца клада и длительность накопления последнего). Значение работы Тордемана в том, что он показал: клад в той или иной степени отражает состав денежного обращения. Субъективный же фактор будет почти сведен на нет, если мы возьмем не один, а большую группу однородных по характеру и времени кладов.
Не менее важен при изучении кладов вопрос об их датировке. Обычно клад датируется по его младшей – наиболее поздней монете. Однако младшая монета дает нам полное представление о terminus post quem, что же касается terminus ante quem, то здесь дело обстоит сложнее.
Одни нумизматы считают, что в сомнительных случаях необходимо прибавить ко времени чеканки младшей монеты 10-15 лет, чтобы получить достаточно точную дату зарытия клада, другие полагают, что можно ограничится 5 годами. Естественно, такие уточнения носят весьма субъективный характер. Ряд авторов подчеркивает, что время, проходящее от чеканки младшей монеты до зарытия клада, меньше для кладов с местной монетой и больше для иностранной. Шведский археолог М. Стенбергер подчеркивал также, что клад, содержащий большое количество монет можно датировать точнее, нежели небольшие монетные находки.
Значительно острее дискутировался вопрос о датировке кладов в отечественной нумизматической литературе. Начало спору было положено в 80-е гг. XIX в. И.И. Толстым и Н.П. Черневым, затем он был продолжен в 1920-1930-х гг. Н.П. Бауером и А.В. Орешниковым. В наше время первая точка зрения (И.И. Толстой, Н.П. Бауер) – датировка кладов по младшей монете – наиболее четко сформулирована В.Л. Яниным. Анализируя таблицу хронологического состава куфических монет, помещенную в цитируемую нами книгу, Янин пишет: «Анализ данных нашей таблицы приводит к выводу об исключительной закономерности движения состава русского монетного обращения в IX – начале XI в. Последовательность кладов, расположенных согласно дате их младшей монеты, полностью совпадает с последовательностью изменений в общем составе этих кладов, которая благодаря этому представляется чрезвычайно закономерной. Если вносить какие-либо коррективы в показания младших монет и датировать отдельные клады с той или иной значительной временной добавкой, что допускали Н.П. Чернев и А.В. Орешников, вся стройность таблицы, вся ее логика будет опрокинута. Вполне понятно, что небольшие коррективы в 5-10 лет картины не меняют, но поскольку, внесение нами поправок имело бы характер механический, практически правильнее всего (ввиду малой величины этих коррективов) условно датировать в работе клады годом их младшей монеты. Такой подход ставит их в равные условия и является более удобным, нежели рискованные в каждом случае поправки. Датируя клад годом чеканки его младшей монеты, не будем забывать, что между этим годом и временем зарытия клада всегда должен находиться известный промежуток, на который приходиться хотя бы путь монеты от места ее изготовления к областям Восточной Европы. Хронологическая последовательность отдельных кладов, близких по датам младших монет, может быть в действительности несколько отличной от последовательности этих дат. Тем не менее корректив не может быть ни большим, ни слишком разным, на что указывает та закономерность, с которой клады, датированные по младшим монетам, расположились в таблице.
Довод Янина в пользу датировки клада по младшей монете, заключающийся в последовательной смене состава кладов, в установлении – на основе анализа достаточно подробных топографий монетных находок – четко очерченных периодов денежного обращения, отличающихся составом последнего, не может не учитываться. Установление таких периодов – одно из важнейших достижений современной нумизматики. В годы замедленного обновления состава денежного обращения нельзя с достаточной определенностью сказать о длительности того или иного периода, обо младшая монета какого-либо клада (или группы кладов) могла быть положена в него на много десятилетий раньше, чем он был зарыт. Только в трех русских кладах – Архангельском, из Спанко и из Скадино – обнаружены монеты начала XII в. эти единичные экземпляры приходятся на многие сотни монет, чеканенных до середины XI в.
Германские монеты начинают преобладать в древнерусских кладах со второй половины XI в., но по времени чеканки эти монеты распределяются следующим образом: на 14 218 денариев, чеканенных с конца X до середины XI в., приходится 5581 экз. второй половины XI в. и всего 10 экз. XII в. Например, младшие монеты клада из Спанко чеканены в Меце при епископе Адальберо (1105-1115) и в Эрфурте при архиепископе Адальберте (1111-1137). Но можно ли с уверенностью сказать, что клад зарыт ок. 1111 г.? Может быть, монеты клада накапливались еще длительное время после вышеназванной даты за счет монет X – XI вв., которые безраздельно господствовали в составе денежного обращения? Не правы ли те исследователи, кто скептически относился к датировке клада временем чеканки младшей монеты? Такая точка зрения особенно четко сформулирована Г.Ф. Корзухиной: «Монетой пользуются дольше, чем украшением. Происходит это не потому, что монеты медленнее изнашиваются (хотя и это имеет в некоторых случаях значение), а потому, что украшение переплавляют, когда оно выходит их моды, и переделывают в соответствии со вкусами нового времени. Монеты же, при отсутствии собственного чекана, раз попав в пределы Древней Руси, имели хождение здесь и несколько столетий спустя после их выпуска. Поэтому хронологический диапазон вещевых кладов более узок, чем монетных».

Дискуссия о методах датировки клада у нас острее, чем в других европейских странах, ибо нигде не было столь длительного «безмонетного» периода (времени, когда в обращении чеканенная монета, можно сказать, практически отсутствовала), чем на территории Древней Руси. Этот период начался на севере Руси практически с 30-40-х гг. XII в., в южнорусских – значительно раньше (В.Л. Янин датирует «отказ» русского денежного обращения от монеты на юге Руси началом XI в., однако здесь надо, вероятно, учитывать меньшую интенсивность притока монетного серебра и вместе с тем меньшую насыщенность денежного обращения монетой). Заканчивается «безмонетный» период с возобновлением собственной монетной чеканки – во второй половине XIV в., хотя территориально область «безмонетного» денежного обращения несколько сузилась с проникновением в Восточную Европу джучидских монет, наиболее ранние клады которых относятся к 50-60-м гг. XIII в. Однако, несмотря на специфику истории денежного обращения в средние века, вопрос датировки кладов и их точности имеет общенаучное значение и интересен для специалистов любой страны. Всегда ли можно сказать о времени зарытия клада по его младшей монете? Можно ли датировать с достаточной точностью культурный слой поселения или погребения по найденным в них монетам? Решение этих вопросов нумизматической хронологии возможно только после сопоставления с хронологией, установленной иными научными способами.
Оживленные торговые связи Новгорода нашли свое отражение в летописях и берестяных грамотах, в былинах и археологическом материале. Среди последнего важную роль для истории международных контактов Древней Руси играют монеты. Значение находок монет определяется не только размерами знаменитого торгового центра, широтой его связей. Оно возрастает в связи с археологической изученностью города, с особенностями датировки найденных там памятников. Регулярная смена мостовых в древнем Новгороде, их хорошая сохранность в условиях повышенной влажности почвы позволили выработать удивительно стройную относительную и абсолютную хронологию культурных слоев города. Дендрохронология вооружила исследователей точным мерилом времени и положила конец дискуссиям о датировке новгородских памятников. Такая ситуация, когда известно не только время чеканки монеты, но и дата образования того культурного слоя, где она была найдена, представляет возможность их взаимопроверки. Сопоставление нумизматической хронологии с дендрохронологией позволяет ответить не только на два основных названных выше вопроса, но и на некоторые вопросы, касающиеся денежного обращения Древней Руси. Как быстро денарии достигали древнерусской территории после чеканки их на западноевропейском дворе? Как долго оставались они в русском денежном обращении?
В нашем распоряжении была 21 западноевропейская монета, найденная в Новгороде при раскопках 1952 – 1959 гг., а также сведения о двух небольших кладах куфических монет, обнаруженных там же.
Впервые западноевропейская монета X в. появляется в Новгороде между 972 и 989 гг., что примерно совпадает с появлением западных денариев в погребениях Древней Руси. Польские нумизматы называют монеты, находимые в культурных слоях поселений, характерным термином zguby – монеты, в свое время утерянные владельцами. Для того, чтобы культурный слой был в достаточной степени насыщен ими и археологи смогли их обнаружить, необходимо в момент утери монет наличие их у населения в значительном количестве. Исходя из этого, можно предположить, что западноевропейские денарии стали поступать в Новгород несколько ранее 972 г.
Не менее важно уточнить вопрос о продолжительности участия западноевропейских денариев в экономической жизни Древней Руси. Н.П. Бауэр полагал, что западные монеты перестают попадать на Русь в третьем десятилетии XII в., а обращались здесь едва ли позднее 1150 г. В.Л. Янин относит прекращение и притока, и обращения западных монет к началу XII в. Автор этих строк несколько лет писал о проникновении на Русь денариев до четвертого десятилетия XII в. новгородские раскопки подтверждают мнение о более длительном участии западных денариев в хозяйственной жизни древнерусского населения – вероятно, вплоть до первой четверти XIII в. одна монета, чеканенная между 990 и 1040 гг., найдена в 16-м ярусе, мостовая которого была сооружена в 1197 г. и перестроена в 1212 г. временной разрыв между датой чеканки и утерей равняется, таким образом, примерно двум столетиям. В процессе работы над вопросом о монетах в погребениях на древнерусской территории стало возможным установить, что западные денарии X-XI вв. встречаются в погребениях еще перед 1200 г.
Значит ли это, что мы бессильны датировать археологические памятники с помощью монетных находок? Можно ли разделить сомнение В.И. Равдоникаса, высказанное им по этому поводу еще в 1930 г.? Отмечая, что в кургане близ деревни Алеховщина в одном ожерелье саманидский дирхем 909.910 г. находился вместе с монетой Экберта II конца XI в., он предупреждал: «Из этого следует, как опасно хронологию погребений основывать на монетных находках».
Обратимся к данным приведенной ниже таблицы. Если учесть, что 6 и 3 экз. монет найдены в кошельках и являются единой находкой, можно увидеть довольно равномерное распределение монет по ярусам. Относительно большая, чем в другие периоды, насыщенность монетами наблюдается между 1025 и 1134 гг. эти же годы, как время наибольшего распространения западных монет на Руси, хорошо известны нумизматам и благодаря анализу монетных кладов. При рассмотрении данных, помещенных в таблице, где указано время от момента чеканки монеты, до ее попадания в культурный слой (в случаях, где обе этих даты не вызывают особых сомнений), мы видим, что в период значительного притока монет этот временной разрыв невелик. Начиная с 1130-х гг. он существенно увеличивается. Приведенные средние цифры для каждого яруса, конечно не имеют абсолютного значения, но показывают ясно выраженную тенденцию.
Это наблюдение над западноевропейскими денариями подтверждается и данными о находках куфических монет. Так, если примерная датировка кладов дирхемов почти совпадает с датировкой 27-го яруса, то дирхем 934/935 г., обнаруженный на уровне 25-26-го ярусов, попал в землю не ранее чем через 55-90 лет со времени его чеканки, или, беря среднюю цифру, не ранее чем через семь десятилетий. Сопоставление нумизматической хронологии и дендрохронологии позволяет сделать важные выводы. Чем сильнее приток монет и чем быстрее обновляется состав денежного обращения, тем точнее монета датирует культурный слой или погребение. Чем замедленнее приток монет и обновление состава денежного обращения, тем менее точны датировки, тем большую роль играет случайность. Нумизматические находки, относящиеся к периоду мощного притока куфических монет, позволяют точно датировать археологический памятник; другое дело – XI в., когда поступление дирхемов на Русь прекратилось. Датировать с помощью восточных монет памятники XI – XII вв. надо с большой осторожностью. Именно такой случай объясняет вышеприведенное высказывание В.И. Равдоникаса. Эту особенность нумизматической датировки, казалось бы понятную без особых доказательств, обычно не учитывают ни для куфических монет, ни для западноевропейских денариев, хотя никто не станет, например, датировать средневековый курган по найденной там древнеримской монете.

На основании новгородских находок можно также составить представление о быстроте, с какой достигали древнерусской территории иноземные монеты, и как долго они находились в обращении. Вышеприведенные строки от чеканки монеты до ее попадания в культурный слой, конечно, должны быть значительно более длительными, чем время от чеканки до достижения монетой восточноевропейских земель: потеря денария, достаточно крупного для того времени номинала, - случай далеко не каждодневный. Следовательно, иноземные монеты (как восточные, так и западные) в период их активного поступления, по всей вероятности, могли достигать Руси всего за несколько лет.
Продолжительность бытования монет на древнерусской территории наиболее надежным образом можно определить путем анализа состава кладов или групп монет, представляющих единый комплекс.
Так, два клада дирхемов (Неревский I и Неревский II), найденные в слое 27-го яруса, имели старшие монеты 720-750 и 772-788 гг., а младшие – 971/972 и 974/975 гг. Надо учесть, однако, что более 90% монет обоих кладов чеканено после 923/924 г. Таким образом, период от чеканки основной массы монет этих кладов до их зарытия составляет около 30-50 лет. Если откинуть ряд лет, требующихся для движения монет от места чеканки до древнерусской территории, то, как правило, монеты 30-40 лет участвовали в денежном обращении (учитывая всю специфику этого понятия для того времени) Восточной Европы.
Рассмотрим две группы западноевропейских монет, найденных в кошельках. В группе денариев, обнаруженных на уровне 21-го яруса, от момента чеканки младшей монеты до выпуска старшей монеты прошло около 20 лет. Если прибавить около 40 лет от времени чеканки монеты до их появления в культурном слое и отнять 10-20 лет, необходимых для транспортировки в Восточную Европу, то опять получаем 30-40 лет их активного использования населением Древней Руси. Среди монет, найденных в кошельке на уровне 22/23 яруса, младшая чеканена после старшей через промежуток времени от 6 до 22 лет. Кроме того, около 17 лет прошло от времени чеканки монет до их появления в культурном слое. Таким образом, время от чеканки младшей монеты до ее потери исчисляется от 23 до 39 лет. Этот срок мог быть и несколько изменен, если бы третья монета этой группы датировалась более точно.
Конечно, только что проделанные расчеты могут быть применимы для времени достаточно активного поступления иноземных монет на Русь, для одного из крупнейших городских центров. При замедлении поступления иноземной монеты происходит как бы мобилизация внутренних монетных ресурсов, используются (это видно из данных таблицы) сравнительно ранние монеты и, как это уже показал В.Л. Янин, расширяется хронологический диапазон кладов.
Таким образом, сравнение нумизматической хронологии и дендрохронологии Новгорода дает определенный эталон, помогающий более точно датировать культурные слои поселений по монетным находкам. Приведенные данные предостерегают от датировки кладов, курганов, культурных слоев поселений по монетам периода их ослабленного поступления в денежное обращение той или иной территории. Эти периоды определяются на основе наблюдений над составом кладов, собранных в специальные сводки находок – топографии, а также по данным письменных источников. Для датировки кладов таких периодов особое значение приобретает анализ их состава: определение времени изготовления упаковки клада (например, керамики) и вещей, если они были в составе монетного клада, помогает с достаточной точностью определить время его зарытия. Для периодов ослабленного притока монет младшая монета помогает нам определить лишь примерную дату, после которой зарыт клад. Точность датировки кладов по младшей монете зависит от быстроты смены состава денежного обращения. Там, где осуществлялась регулярная и достаточно интенсивная чеканка, младшая монета в кладе датирует его почти с абсолютной точностью.
Вложения
imgpreview.jpg
imgpreview.jpg (18.12 КБ) 731 просмотр
kladoiskatel-35491-2013-11-13.jpg
kladoiskatel-35491-2013-11-13.jpg (8.81 КБ) 731 просмотр
Всегда готов к диалогу, если не отвечаю, значит обдумываю ваше предложение или меня нет в сети

Ответить

Вернуться в «Разное»